МЕЛКОТА
Хочется сегодня размахнуться на что-нибудь героическое. На какой-нибудь этакий грандиозный, обширный характер со многими передовыми взглядами и настроениями. А то все мелочь да мелкота — прямо противно.Или, может, не поперло нам в жизни, только так и не удалось нам встретиться близко с каким-нибудь таким героическим товарищем. Все больше настоящая мелкота под ногами путалась.
А скучаю я, братцы, по настоящему герою! Вот бы мне встретить такого!
Одного я, впрочем, встретил недавно. И даже нацелился на него — хотел героем в повесть включить. А он, собака, в самую последнюю минуту до того подкачал, до того свернул с героической линии, что и писать о нем в пышном стиле прямо нет охоты.
Конечно, обстоятельства сложились неаккуратно. Главная причина — заболел человек.
Заболел он девятнадцатого декабря прошлого года. Простудился, видите ли. Сначала стал он легонько кашлять и сморкаться. Потом прошиб его цыганский пот. Потом началось трясение всего организма.
И наконец слег человек, прямо, скажем, без задних ног.
На второй день, как слег, закрылось у него почти все дыхание — ни охнуть, ни чихнуть. Начался отчаянный процесс в легких и замирание всего организма. И вообще приближение смерти.
Не желая расстраивать читателей, скажем заранее, что в дальнейшем человек все-таки поправился, не помер и вообще на днях приступил к исполнению служебных обязанностей. Но смерть близко к нему подходила.
Другой, менее передовой товарищ, очень бы от этого прискорбного факта расстроился. Но товарищ Барбарисов был настоящий герой. Бился на всех фронтах. И завсегда при мирном строительстве всех срамил за мелкие мещанские интересы и за невзнос квартирной платы.
Товарищ Барбарисов не испугался какой-то там мелкомещанской смерти. Он только рукой махал на своих рыдающих родственников — дескать, отойдите, черти, без вас тошно. Настановились тут со своими харями.
Но в самую последнюю минуту все-таки подкачал. Свернул со своей передовой программы.
А начал он произносить какие-то слова.
Обступили, конечно, родственники опять. Стали спрашивать, дескать, про что лепечете.
Барбарисов говорит:
— Венков не надо. Пущай лучше крышу у нас кровельным железом кроют. И, — говорит, — пущай попов на пушечный выстрел ко гробу не подпушают. Только, — говорит, — в крематорий меня везть не надо.
Родственники начали успокаивать, дескать, об чем речь, — конечное дело, какой там крематорий. Горько на это усмехнулся Барбарисов.
— Нет, — говорит, — боюсь, что в этом смысле товарищ Галкин может подкузьмить. Я ему в дружеской беседе сам про это не раз говорил и настаивал. Как бы теперь он, подлая личность, на этом не настоял. Не допущайте!
После этих слов начался кризис, легкий сон и освобождение организма от всякой дряни. И вообще стал поправляться человек.
Через неделю, когда Барбарисов розовенький и свеженький как огурчик сидел в своей постели на подушке, зашел к нему с визитом тов. Галкин. Очень о многом они говорили. Барбарисов очень извинялся за крематорий.
— Прямо, — говорит, — не знаю, только в последнюю минуту неохота было ехать в крематорий, оробел. В другой раз буду помирать — не затрудняйтесь выбором — везите.
Галкин говорит:
— Ежели лет пятьдесят протянете еще — повезем. А пока, — говорит, — об чем речь. Пока, — говорит, — еще у нас в Питере не возят. В проекте крематорий.
Тут Барбарисов хлопнул себя по лбу.
— Действительно, — говорит, — как это у меня из башки выпало. Зря оробел. Извиняюсь.
Через пять дней Барбарисов поправился и про этот случаи больше не вспоминал.