к лучшему. Следует заметить здесь только, что в государствах тоталитарного типа власть имущие, как правило, опасались сатиры, считали ее вредо­носной и целенаправленно и жестко ее подавляли.

В двадцатые годы, а потом и при Сталине в условиях искусственного разжигания классовой ненависти, постоянного поиска "внутренних вра­гов" и "идеологических диверсантов" перспек­тивы выживания полнокровной сатиры были более чем сомнительные. Хотя сатира того време­ни вовсе не отличалась какой-либо оголтелой антисоветскостью; напротив, большинство совет­ских сатириков сознательно были на стороне со­ветской власти и искренне думали, что они бо­рются с отдельными недостатками и нарушени­ями в целях их скорейшего искоренения. Эта по­зиция, однако, не уберегла их от нападок. Воп­рос ставился в те годы очень остро — о самом праве сатиры как жанра на существование в но­вом обществе. Сама же природа сатиры делала ее крайне уязвимой в атмосфере постоянных и по­дозрительных поисков "идеологических диверсий", ибо в любой насмешке над любыми недос­татками можно было усмотреть насмешку над всем строем (недостатки ведь были советские) и обвинить сатирика в "подрывной деятель­ности".

Споры о сущности сатиры в советском обще­стве велись часто и бурно, и, хотя высказыва­лись разные и противоречивые мнения, общая тенденция видеть в сатире зло постепенно нарас­тала и к концу двадцатых годов стала доминирующей. Дело тут было не в отдельных влиятель­ных "глупых" критиках, а в общей атмосфере духовной жизни, так что не будь этих критиков, появились бы непременно другие, ратовавшие за то же самое. Партийные же идеологи, не чувст­вуя в сатирических произведениях прямую поддержку коммунистических идеи, легко соглаша­лись с тезисом ее "чуждости" советскому госу­дарству.

Иногда ожесточенные споры о сатире выходи­ли из узких берегов внутренней и специальной критики и наводняли широкую прессу. Первая публичная дискуссия о сатире была развернута в 1923 году журналом "Красная печать" — органом Агитпропа ЦК РКП. В этой полемике были вы­сказаны идеи, которые впоследствии стали ве­дущими и способствовали ограничению сатири­ческого жанра в стране. Я.Шафир по вопросу о фельетоне писал: "Поскольку фельетон имеет преимущественно характер разо бл ачител ьный, постольку необходимо сугубо следить за тем, чтобы разоблачительная работа вместо того, что­бы помочь советской власти бороться с злоупот­реблениями, не превратилась в средство подры­ва советских устоев" Н.Крынецкий в статье "О красном смехе" выражая мысль о ненужности сатиры в совет­ском обществе, ибо зачем скрываться, камуф­лировать и выражать окольными путями то, что можно сказать честно и открыто, не прибегая к игровой форме. Раньше это имело смысл для обхода цензуры, в наши же дни "печать имеет возможность в любую минуту поместить какую угодно разоблачительную статью, и к зарвавшим­ся бюрократам будут приняты своевременные меры".

Активно выступает в двадцатые годы против сатиры влиятельный в то время театральный кри­тик Владимир Блюм. В статьях 24-го года он еще допускает возможность существования советской сатиры, правда, под очень строгим контро­лем, ибо сатира — палка о двух концах, опасное оружие, которое легко может быть направлено против себя, поэтому "наша сатира должна по­минутно проверять себя: а не аплодирует ли мне обыватель (или еще хуже эмигрант) ?"^ После же постановки в театрах пьес "Мандат" Эрдмана и "Воздушный пирог" Ромашова Блюм развора­чивает бурную деятельность по ошельмованию сатирических произведений и их авторов и настойчиво выражает тезис о ненужности и даже

вредности сатиры в советском обществе: "Вышучивать и тем "потрясать устои" пролетарско­го государства, издеваться над первыми, может быть, неуверенными и "неуклюжими" шагами новой советской общественности по меньшей мере неумно и нерасчетливо".

В 1927 году Отделом печати ЦК ВКП/б/ созы­вается совещание по вопросу "Сатирический жур­нал и его задачи". Участники совещания резко критикуют многочисленные сатирические журна­лы того времени за пустое зубоскальство, протаскивание чуждой идеологии, отсутствие нап­равленности на привлечение рабоче-крестьянско­го читателя. Выражаются мнения и пожелания о ненужности сатирических изданий в нашу эпоху и сведения их до минимума.

В это же время активизируются нападки на сатириков в прессе. Не обходится стороной и Зощенко. Про него М.Олыпевец пишет в статье "Обывательский набат" (Известия ЦИК) следу­ющее: "Это — обыкновенный, рядовой обыватель, который, с некоторым даже злорадством копается, переворачивает человеческие отбросы и, зло посмеиваясь, набрасывает мрачнейшие узоры своего своеобразного зощенковского фольклора".

Не последнюю роль в подавлении сатиры сыг­рал Горький, искренне считавший, что сатира, на­правленная на временные недостатки переходного периода не приносит никакой пользы стране. Сатира должна высмеивать чуждые классы, а лучше зарубежный капиталистический мир. Горький не только выражал свои мнения о сатире в периодике, но послал даже личные письмо Стали­ну, в котором звучала озабоченность широким распространением самокритики в стране, фактами которой могут воспользоваться наши враги за рубежом в ропагандистских целях. В ответ­ном письме от 17 января 1930 года Сталин пожу­рил "буревестника революции" за недопонима­ние политической ситуации, но мнение Горького принял к сведению и впоследствии им руковод­ствовался :

Мы не можем без самокритики. Никак не можем, Алексей Максимович. Без нее не-

минуемы застои, загнивание аппарата, рост бюрократизма, подрыв творческого почина рабочего класса. Конечно, самокритика дает материал врагам. В этом Вы совершенно правы. Но она же дает материал (и толчок) для нашего продвижения вперед, для развязывания строительной энергии трудящих­ся, для развития соревнования, для удар­ных бригад и т.п. Отрицательная сторона покрьюается и перекрывается положительной.

Возможно, что наша печать слишком вы­пячивает наши недостатки, а иногда даже (невольно) афиширует их. Это возможно и даже вероятно. И это, конечно, плохо. Вы требуете, поэтому, уравновесить (я бы ска­зал — перекрыть) наши недостатки нашими

достижениями. И в этом Вы, конечно, правы. Мы этот пробел заполним обяза­тельно и безотлагательно. Можете в этом не сомневаться.

В общем в выполнении обещаний Сталину не откажешь. Он действительно прекрасно знал, как "заполнять пробелы" и впоследствии доказал это на деле. Весь 1928 год шел под лозунгом "всемирного развития критики и самокритики". В декабре этого года на VIII Всесоюзном съезде профсоюзов С.Орджоникидзе в своем докладе РКИ в борьбе за улучшение советского аппара­та" отметил насчет самокритики: "Когда тов. Горький был здесь, он говорил: лучше было бы вам эту самокритику не выдвигать. Всякий обы­ватель, всякая сволочь, слыша о наших недос­татках, начинает раздувать и говорить: "Вот них то не удается, это не удается, то плохо сде­лано и т.д.". Тов.Горький говорил, что самокри­тику не надо было проводить, потому что у нас огромные достижения, которых вы не видите. Ему отвечали: "Мы очень рады, что вы, тов. Горь­кий, приехав сюда, увидели много крупных до­стижений. Этому мы радуемся. Было бы хуже, если бы вы, приехав, обругали нас. Но самокри­тику мы поднимаем и развертываем для того, чтобы как можно скорее устранить те недостат­ки, которые у нас имеются".

Казалось бы, в таких условиях сатира должна была бы получить широкую дорогу. Но этого не случилось. Наоборот, ее еще больше взяли в тиски.