отчасти элементы словесной системы реферата: персонифицировалось и зазвучало «с выражением» (Е. Полонская) отделилось от автора слово, встроенное в авторскую речь без пародийного намерения,— и стало «смешно по стилю». Это-то отделение впоследствии укрупнилось и переосмыслилось в памяти мемуариста (конечно, не без влияния последующего «слога Вовки Чучелова», преемственность которого по отношению к первым опытам слова «с дистанцией» была тонко почувствована Чуковским). Реферат, читанный им сорок пять лет назад, показался «идущим наперекор нашим студийным установкам и требованиям» (К. Чуковский), тогда как сохранившийся текст позволяет видеть в нем скорее старательное следование «установкам и требованиям», добросовестное усвоение формы и языка статей самого Чуковского (чего, судя по воспоминаниям, в момент чтения никто не заметил).Стоит напомнить, что в описываемый момент, когда ощущение слома было в самом воздухе эпохи и вышли на суд разнообразные ценности, оживился интерес к пародии — у теоретиков литературы и, конечно, у тех, кто учился литературному ремеслу, слушая их лекции: в 1919 г. Тынянов читал курс по истории и теории пародии в Доме литераторов, в 1920 г.—на занятиях литературной студии (причем в течение года-двух его понимание пародии существенно эволюционировало57). В другое время аудитория, быть может, не ощутила бы так живо стилизующего оттенка в этом тексте. К тому же сам Чуковский высоко ценил обучающую роль пародии в работе начинающих литераторов и поощрял студийцев в этом направлении (что видно и из его воспоминаний). Эту роль пародии он горячо защищал и позже, в неопубликованном письме к Горькому от 2 августа 1930 г., не без участия идей Тынянова, нашедших наиболее законченное выражение в статье «О пародии» 1929 г. (тогда не опубликованной). Тынянов подчеркивает среди прочего «учебную, экспериментальную» роль подражания и пародии и утверждает, что пародическая работа Некрасова «близка к усвоению им же старых форм путем подражания в первом его сборнике, является как бы второй степенью изучения — экспериментом. Это вовсе не исключает пародийного зпачения этих произведений, их

57 См. об этом: Тынянов Ю. Н. Поэтика, История литературы. Кино. М, 1977, с. 484, 536-540. поавленности не только на старые явления, но частично и против» .В ретроспективном свете описанного нами эпизода весь «рукописный» период в творчестве Зощенко (1915—1919) предстает как время фронтального освоения языка современной словесности — от философских эссе до критических статей, освоения добросовестно-