Навигация
Последние новости:
Рекомендуем

Показать все

Посещаймость
Страница 148
Зощенко был у Коли (Н. К. Чуковского.— М. Ч.); в своем кругу умен, остроумен, совсем не такой, как у Пешковых».
Существенно, что и в 1958 г. устные рассказы Зощенко в ключе новелл «Перед восходом солнца» воспринимаются как шокирующие и не связываются с литературой.
Начав, как многие его современники, с отказа от материала и слова, переживаемого биографически, и, обратись к разным формам сказа,— чужих слов о чужих миропониманиях, Зощенко дольше и последовательней других вел расчет с психологической темой, связанной с «переживаниями интеллигента», вытесняя из творческой сферы биографически важный, но не поддающийся литературной обработке материал.
Показательна в этом смысле история неосуществившегося замысла романа «Записки офицера». В 1922 г. в автобиографии, опубликованной в «Литературных записках» (№ 3), Зощенко пишет: «Офицером был. Дальше я рассказывать не буду, иначе начну себя обкрадывать. Нынче я пишу «Записки бывшего офицера», не о себе, конечно, но там все будет». 28 июля 1922 г. Федин сообщает Горькому, что Зощенко пишет «цикл рассказов «Записки бывшего офицера»» 21. Создается впечатление, что речь идет о каком-то большом произведении, которому автор придает особое значение и которое пишется параллельно многочисленным рассказам 1922—1923 гг. Можно представить себе, что «Записки офицера» мыслились второй книгой после только что вышедших «Рассказов Синебрюхова» — рядового участника германской кампании. Но в печати не появляется ничего связанного с этим замыслом (рассказ «Война», в котором можно было бы подозревать эту связь,
10 М. М. Пришвин, вспоминая работу над своим первым романом «Кащеева цепь», открыто автобиографичным, объяснял, что оставил своего героя на пороге революционных лет не потому, «что исчерпано автором содержание его собственной жизни, а скорее напротив, кончилась юность Алпатова и началась новая жизнь: старая правда встретилась с новой, между ними завязалась борьба. Стало невозможным писать о себе: писать автобиографический роман в те годы, когда все жизненные ценности предстали на суд» (Собр. соч. в 6-ти т., т. 1, 1956, с. 522)
21 Федин Я. Горький среди нас. М., 1967, с. 206. у написан в 1921 г. ). Однако в последующие годы Зощенко продолжает говорить об этом замысле как о реальном, ожидающем близкого осуществления. 30 октября 1927 г. К. И. Чуковский записывает разговор с Зощенко, который говорит ему среди прочего: «Ах, какую я теперь отличную повесть пишу, кроме «Записок офицера» — для второго тома «Сантиментальных повестей» — вы и представить себе не можете...» Речь идет скорее всего о повести «Сирень цветет»; «Записки» упоминаются теперь как устойчивая параллельная тема; впрочем, созданное впечатление разрушается при следующем же разговоре: «...у меня такая тоска, что я уже третью неделю не прикасаюсь к перу <...> никого из людей видеть не могу.— Позвольте!—крикнул я,— Не вы ли учили меня, что нужно жить, «как люди» (...) не вы ли заявляли, как 
Зощенко был у Коли (Н. К. Чуковского.— М. Ч.); в своем кругу умен, остроумен, совсем не такой, как у Пешковых».Существенно, что и в 1958 г. устные рассказы Зощенко в ключе новелл «Перед восходом солнца» воспринимаются как шокирующие и не связываются с литературой.Начав, как многие его современники, с отказа от материала и слова, переживаемого биографически, и, обратись к разным формам сказа,— чужих слов о чужих миропониманиях, Зощенко дольше и последовательней других вел расчет с психологической темой, связанной с «переживаниями интеллигента», вытесняя из творческой сферы биографически важный, но не поддающийся литературной обработке материал.Показательна в этом смысле история неосуществившегося замысла романа «Записки офицера». В 1922 г. в автобиографии, опубликованной в «Литературных записках» (№ 3), Зощенко пишет: «Офицером был. Дальше я рассказывать не буду, иначе начну себя обкрадывать. Нынче я пишу «Записки бывшего офицера», не о себе, конечно, но там все будет». 28 июля 1922 г. Федин сообщает Горькому, что Зощенко пишет «цикл рассказов «Записки бывшего офицера»» 21. Создается впечатление, что речь идет о каком-то большом произведении, которому автор придает особое значение и которое пишется параллельно многочисленным рассказам 1922—1923 гг. Можно представить себе, что «Записки офицера» мыслились второй книгой после только что вышедших «Рассказов Синебрюхова» — рядового участника германской кампании. Но в печати не появляется ничего связанного с этим замыслом (рассказ «Война», в котором можно было бы подозревать эту связь,10 М. М. Пришвин, вспоминая работу над своим первым романом «Кащеева цепь», открыто автобиографичным, объяснял, что оставил своего героя на пороге революционных лет не потому, «что исчерпано автором содержание его собственной жизни, а скорее напротив, кончилась юность Алпатова и началась новая жизнь: старая правда встретилась с новой, между ними завязалась борьба. Стало невозможным писать о себе: писать автобиографический роман в те годы, когда все жизненные ценности предстали на суд» (Собр. соч. в 6-ти т., т. 1, 1956, с. 522)21 Федин Я. Горький среди нас. М., 1967, с. 206. у написан в 1921 г. ). Однако в последующие годы Зощенко продолжает говорить об этом замысле как о реальном, ожидающем близкого осуществления. 30 октября 1927 г. К. И. Чуковский записывает разговор с Зощенко, который говорит ему среди прочего: «Ах, какую я теперь отличную повесть пишу, кроме «Записок офицера» — для второго тома «Сантиментальных повестей» — вы и представить себе не можете...» Речь идет скорее всего о повести «Сирень цветет»; «Записки» упоминаются теперь как устойчивая параллельная тема; впрочем, созданное впечатление разрушается при следующем же разговоре: «...у меня такая тоска, что я уже третью неделю не прикасаюсь к перу <...> никого из людей видеть не могу.— Позвольте!—крикнул я,— Не вы ли учили меня, что нужно жить, «как люди» (...) не вы ли заявляли, как