Навигация
Последние новости:
Рекомендуем

Показать все

Посещаймость
Страница 120
Можно видеть также, как то и дело он из этой речи выбивается и его слово приобретает игру, блеск12. «Однако некоторое самомнение, зазнайство и повышенная водолазная мания величия все же несколько вредили ходу дела.
Эти три крупных водолаза были представителями особой прослойки в капиталистическом строе».
Сохраняя ощущение цитатности слова, его принадлежности какому-то иному носителю речи, Зощенко одновременно стремится вместить это слово в рамки авторской речи или, точнее сказать, вместить свою собственную авторскую личность в тесные (ему же самому представляющиеся, по-видимому, широкими, граничащими со стихией народной речи) рамки существующего языка14. Эти рамки осознаются как общие и для героя с его словом, и для автора. «Я пробыл в лагере полтора года. И я выхожу отсюда с таким сознанием, как будто у меня не было мрачного прошлого, а есть только светлое будущее». Далее голос автора сменяет голос героя без всякого стилевого сдвига: «Осенью
41 Платонов А. Размышления читателя. Статьи. М., 1970, с. 36.
12 Это особенно заметно в речи японца Катаока, построенной о
замечательным остроумием.
13 Ср.: «Такая крупная,   веселая   комната»   («Уважаемый товарищ»).
14 «...Нельзя делать слишком резкий разрыв между существующим языком и литературным»,— писал Зощенко в 1934 г.
новные вопросы нашей профессии»),
1933 года Роттенберг был награжден почетным значком строителя Беломорстроя. И свободным гражданином выехал на строительство Волга — Москва. <...> И я делаю вывод: Роттенберг благодаря правильному воспитанию изменил свою психику и перевоспитал свое сознание и при этом, конечно, учел изменения в нашей жизни. И в этом я так же уверен, как в самом себе. Иначе я — мечтатель, наивный человек и простофиля. Вот грехи, которых у меня не было за всю мою жизнь» («История одной жизни»).
Так в середине 30-х годов, после «Голубой книги» отношение Зощенко к языку улицы, газеты, митинга претерпевает решительное изменение.
В эти годы меняется и отношение всего общества К литературному языку, особенно к языку печати15. Зощенко относится к начавшейся нивелировке с беспокойством.
Обратимся еще раз к статье 1934 г. «Основные вопросы нашей профессии». Говоря о том, что новый язык рождается «путем той живой речи, которая существует», Зощенко пишет далее: «И в нашу литературу вопреки всему входит эта живая речь. И это никаким образом нельзя затормозить». Именно это ощущение нового складывающегося языка как непреложного результата процесса, кото
Можно видеть также, как то и дело он из этой речи выбивается и его слово приобретает игру, блеск12. «Однако некоторое самомнение, зазнайство и повышенная водолазная мания величия все же несколько вредили ходу дела.Эти три крупных водолаза были представителями особой прослойки в капиталистическом строе».Сохраняя ощущение цитатности слова, его принадлежности какому-то иному носителю речи, Зощенко одновременно стремится вместить это слово в рамки авторской речи или, точнее сказать, вместить свою собственную авторскую личность в тесные (ему же самому представляющиеся, по-видимому, широкими, граничащими со стихией народной речи) рамки существующего языка14. Эти рамки осознаются как общие и для героя с его словом, и для автора. «Я пробыл в лагере полтора года. И я выхожу отсюда с таким сознанием, как будто у меня не было мрачного прошлого, а есть только светлое будущее». Далее голос автора сменяет голос героя без всякого стилевого сдвига: «Осенью
41 Платонов А. Размышления читателя. Статьи. М., 1970, с. 36.12 Это особенно заметно в речи японца Катаока, построенной озамечательным остроумием.13 Ср.: «Такая крупная,   веселая   комната»   («Уважаемый товарищ»).14 «...Нельзя делать слишком резкий разрыв между существующим языком и литературным»,— писал Зощенко в 1934 г.новные вопросы нашей профессии»),1933 года Роттенберг был награжден почетным значком строителя Беломорстроя. И свободным гражданином выехал на строительство Волга — Москва. <...> И я делаю вывод: Роттенберг благодаря правильному воспитанию изменил свою психику и перевоспитал свое сознание и при этом, конечно, учел изменения в нашей жизни. И в этом я так же уверен, как в самом себе. Иначе я — мечтатель, наивный человек и простофиля. Вот грехи, которых у меня не было за всю мою жизнь» («История одной жизни»).Так в середине 30-х годов, после «Голубой книги» отношение Зощенко к языку улицы, газеты, митинга претерпевает решительное изменение.В эти годы меняется и отношение всего общества К литературному языку, особенно к языку печати15. Зощенко относится к начавшейся нивелировке с беспокойством.Обратимся еще раз к статье 1934 г. «Основные вопросы нашей профессии». Говоря о том, что новый язык рождается «путем той живой речи, которая существует», Зощенко пишет далее: «И в нашу литературу вопреки всему входит эта живая речь. И это никаким образом нельзя затормозить». Именно это ощущение нового складывающегося языка как непреложного результата процесса, кото