В деревню Черенково гитлеровцы вошли в августе сорок первого года.
Они сразу отдали жителям приказ не выходить на улицу до особого распоряжения. И люди два дня сидели по своим домам, не зная, что вокруг происходит.
На третий день гитлеровцы велели жителям собраться на площади, там, где у них обычно бывали собрания.Люди собрались на этой площади и долго стояли в ожидании. Наконец прибыл какой-то гитлеровский офицер. На ломаном русском языке он так сказал собравшимся жителям:
— Я не станет вам много говорить, но я будет показывать вам картина. И тогда вы сами хорошо увидите, что мы обещает вам — русскому мужику.
Тут два солдата развернули большой плакат. И прибили его на доску Почёта, возле трибуны.
Это был огромный плакат, отпечатанный разноцветными красками.
Сверху плаката шла надпись по-русски: «Вот что мы обещаем русскому крестьянину».
В верхнем правом углу плаката изображён кирпичный домик под железной крышей. Вокруг домика палисадник с цветами. Возле цветов нарисована стройная дама с лейкой в руках. Мило улыбаясь, она поливает цветы. Поливает круглую грядку, посреди которой красуется золотой стеклянный шар на палке.
Этот кирпичный домик с палисадником и цветами обведён особой нарядной рамкой.
Пониже рамки нарисована внутренность этого домика. Красиво убранная комната. Цветы. Картины в золотых рамах. Тюлевые занавески на окнах. Пианино с раскрытыми нотами.
Посреди комнаты стол. На столе самовар. Обильная еда — мёд, консервы, ветчина, варенье.
И за этим столом показана крестьянская семья.
Все сидят важные, надутые, в гордых позах. Мужчины бритые, в крахмальных воротничках. Старенький дед и тот в крахмальной рубашке. Но и у дедушки — бородка, подстриженная клинушком. Причём дедушка чаю не пьёт. Он уже изволил откушать и теперь держит в руках карманные часы и на них с восхищением смотрит. Видимо, художник хотел показать, что даже дедушка имеет свои карманные часы и вот как он этим доволен.
Что касается женщин, то немецкий художник выписал их с особым старанием. Они в модных причёсках. У всех брошки на груди. Серьги в ушах. И на руках кольца, браслеты, запястья.
И чай пьют женщины из чашек, красиво оттопырив свои мизинчики.
Дети выписаны тоже старательно. У мальчиков проборы на головах. У девочек пышные цветные ленты.
Вот такую идиллию изобразил художник, желая показать, что эта картина является идеалом нашей крестьянской жизни.
Без улыбки нельзя было глядеть на этот плакат: до того художник фальшиво и как-то не по-нашему изобразил тихое крестьянское счастье, в котором крахмальный воротничок и золотые браслетки являются высшим достижением.
Люди улыбались, рассматривая эту картину. Но особенно всех рассмешила комнатная собачка, которую художник спешно пририсовал на коврике подле стола. Это была небольшая белая собака, вроде болонки — с кисточкой на хвосте и с голубым бантиком на шейке. В ленивой позе она лежала на пёстром коврике — сытая, пузатая и довольная. Настолько сытая, что она даже отвернула свою мордочку от блюдца с молоком.
И вот мы с улыбкой глядим на эту изнеженную собачку, а один из наших сельчан, глубоко вздохнув, говорит:
— То есть,— говорит,— всю свою жизнь, товарищи, я мечтал иметь в своём крестьянском хозяйстве именно такую болонку либо мопсика. И вот,— говорит,— теперь гитлеровская империя осуществила мои лучшие надежды — преподносит мне этот драгоценный подарок.
Тут мы все громко рассмеялись. И тогда другой наш пожилой житель — Семён Корнилов — говорит сказавшему:
— А ты, милый, не надейся на их подарки. Помни мужицкое изречение: «Подарил барин брюки — оторвал за это руки, подарил сапожки — оторвал и ножки».
Мы снова громко рассмеялись. И тогда гитлеровский офицер, не понимая, о чём мы говорим, сердито на нас посмотрел. И вскоре всем велел разойтись по домам.
Дня через два я и сосед мой, комсомолец Володя Рощин, покинули эту нашу деревню Черенково. Мы ушли в лес и там вскоре примкнули к партизанскому отряду. И почти год не знали, что делается в нашей деревне.
Но вот весной 1942 года командир отряда, давая указания разведчикам, сказал мне и Володе Рощину:
— А ведь вы, ребятки, кажется, проживали в деревне Черенково. Вот и смотайтесь туда — выясните, имеется ли там фашистский гарнизон. И если имеется, то в каком количестве.
С большим волнением мы с Володей отправились в эту разведку. С волнением шли по знакомым дорогам, желая поскорей увидеть наши родные места.
Миновали поля. Миновали перелесок. Спустились к реке. И тут ещё издали увидели, что нашей деревни нет.
Почти бегом мы дошли до тех огородов, где начиналась наша деревня. Теперь её не было. Она была сожжена, или взорвана, или непонятно, что с ней случилось. Но только тут даже трубы лежали на земле. И все плетни были повалены. Лишь стояли обожжённые деревья и кусты, но они были сухие, как веники.
Не без труда я нашёл то место, где ещё недавно находился мой дом. Теперь там остался один каменный фундамент. И больше ничего.
Мы с Володей Рощиным пошли вдоль деревенской улицы. И там, среди праха и разрушения, мы вдруг увидели знакомую доску Почёта. Она нетронутая стояла возле поваленной деревянной трибуны. Однако цветного плаката на ней уже не было. Вернее, там висели обрывки этого плаката, помытые дождем и снегом.
Нам вспомнилась красноречивая надпись, какая была на этом плакате: «Вот что мы обещаем русскому крестьянину».
Вспомнились нам и слова, какие произнёс пожилой наш житель Семён Евдокимович Корнилов: «Подарил барин брюки — оторвал за это руки, подарил сапожки — оторвал и ножки».
Ещё раз мы с Володей Рощиным прошлись по пустынной улице. С одной берёзы с карканьем поднялись вороны. Там висел повешенный. Он был разут, в одном белье. Но кто это был — разобрать не представлялось возможным.
Мы с Володей Рощиным вернулись в свой отряд и доложили командиру, что в деревне Черенково военного гарнизона не имеется и что не имеется и самой деревни, жителям которой гитлеровцы обещали крахмальные воротнички и золотые браслетки.