Для обозначения частных целей и личной, субъектив­ной воли деятелей Гегель пользуется термином «стра­сти», поясняя, что в этом случае ои имеет в виду «вооб­ще деятельность люден, обусловленную частными инте­ресами, специальными целями, или, если угодно, эгои­стическими намерениями» стр. 23. «Эта неизмеримая масса желаний, интересов и деятельностей является ору­дием и средством мирового духа, для того чтобы достигнуть его цели, сделать ее сознательной, осуществить ее» стр. 24—25.

Толстой о том же говорит так: «И все для исполне­ния предназначенной цели употребляется невидимым машинистом и берется во внимание: и пороки, и добро­детели, и страсти, и слабости, и сила, и нерешитель­ность— все, как будто стремясь к одной своей ближай­шей цели, ведет только к цели общей».

О великих людях, об их «прозрении» или «проница­тельности» у Гегеля говорится очень сходно с тем, что Толстой говорит о Кутузове. Гегель считает, что «вели­кие люди», с одной стороны, как и все, подчинены обще­му закону: они являются бессознательными орудиями высших целей. Но рядом с этим они в известной мере H сознательно служат целям «всеобщего»: они не сознают «идеи вообще», но все же проникают в «ближайшую ступень в развитии их мира» стр. 29,

Кроме этих главных положений, общих для истори­ческой теории Толстого и Гегеля, отметим некоторые частности, тоже указывающие на преемственные связи между ними.

Толстой в судьбе Кутузова, исторический подвиг которого не получил при его жизни должного призна­ния, видит проявление общего трагического положения великих людей среди толпы, неспособной их понять. «В 12-м и 13-м годах, — пишет Толстой, — Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им, И в истории, написанной недавно по высочайшему пове­лению сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы — полной победы над французами.

Такова судьба не великих людей, не grand-homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю прови­дения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов».

О таком же положении великих людей говорится и в книге Гегеля: «...если мы бросим взгляд на судьбу этих всемирно-исторических личностей, призвание которых заключалось в том, чтобы быть доверенными лицами всемирного духа, оказывается, что эта судьба не была счастлива... Они рано умирают, как Александр, их уби­вают, как Цезаря, или их ссылают, как Наполеона на остров Св. Елены». Всегда находятся «завистливые лю­ди, которых раздражает великое, выдающееся, которые стремятся умалить его и выставить напоказ его слабые стороны» стр. 29.