Окончательная победа новой царицы еще впереди. «Теперь те, кто признает мою власть, еще не могут повиноваться всей моей воле. Они окружены массою, неприязненною всей моей воле. Масса истерзала бы их, отравила бы их жизнь, если б они знали и исполняли всю мою волю» XI, 274. Полное счастье равноправно­сти в любви наступит лишь тогда, когда установится общее равенство между людьми. В аллегорическом сне Веры Павловны царица любви становится в связь и за­висимость от своей «старшей сестры», богини будущего социального устройства. Она ее «владычица» и «воспита­тельница». «Я могу быть только тем, чем она делает меня, но она работает для меня. Сестра, приди на помощь...» И далее «старшая сестра» возвещает будущее счастье человечества в известной картине фаланстера Фурье.

Таким образом, проблематика свободы семейно - брачных отношений и здесь возводится Чернышевским к мыслям о необходимости общего социального переуст­ройства. В «Повестях в повести» эта сторона идеи Чер­нышевского по известным причинам оказалась скрытой, однако присутствие ее все же предсказано в характерис­тиках Сырнева и Алферьева, носителей нового свободного принципа «равноправности» в отношениях к женщине.

Образ Дикарева, обрисовка которого начата в по­следней главе «Повестей в повести» должен был пред­ставить ту же категорию «новых людей».

В состав «Повестей в повести» Чернышевским вклю­чена сокращенная редакция его собственной автобио­графии. В каком соответствии эта часть находится с об­щим содержанием «Повестей»?

Заглавие той главы, где должна была помещаться автобиография—«Глава третья. Вставка в рукопись женского почерка, не принадлежащего к ней» XII, 479, указывает, что Чернышевский сам отдавал себе отчет в том, что сюжетно - и литературно-стилистически эта глава для общей принятой стилевой манеры «Повестей в повести» явится инородным телом. Это именно встав­ка, принадлежащая как бы другому автору. Какими со­ображениями вызывалась эта вставка, об этом вполне можно было бы судить, если бы мы имели все «четыре отрывка из мемуаров», какие Чернышевский хотел раз­вернуть в дальнейшем повествовании романа, то есть не только «Отрывок из мемуаров Л. Панкратьева», но и остальные три мемуарных отрывка, о которых гово­рит Л. Крылова в «Предисловии к четырем отрывкам из мемуаров». Тогда можно было бы видеть, какую об­щую цель ставил себе Чернышевский, помещая рядом по внешности столь разновидный материал. Но, к со­жалению, кроме «Отрывка из мемуаров Л. Панкратье­ва», мы имеем лишь начало второго: «Кто поверит? Из жизни одного писателя. Воспоминания Л. Крыловой». Остальное осталось ненаписанным.