У Гегеля Толстой порицал нравственный индиффе­рентизм. «Выводы этой философской теории, — писал он, — потакали слабостям людей. Выводы эти своди­лись к тому, что все разумно, все хорошо, ни в чем никто не виноват» 25, 331—332. В трактате «Так что же нам делать?» гегелевское учение рассматривается как при­мер недопустимой и вредной философии, где «оправды­вается власть одних над другими» 25,317,327. Именно в этом для Толстого состояла «узость», «низменность» философии Гегеля. Учение Гегеля об искусстве Толс­той характеризует как порочный эстетизм, оторван­ный от нравственности 30, 47—48, 262, 264; 53, 302; 57,77.

При определении связей в положительном или в от­рицательном смысле рассуждений Толстого в «Войне и мире» с «Философией истории» Гегеля нельзя не учитывать разницы между обоими авторами в их основной теме.

Главной темой для Толстого был вопрос о роли лич­ности в истории. В связи с этим Толстой говорит о многопричинности исторических событий, о роли истори­ческих деятелей, о природе власти, о свободе и необхо­димости, о «провидении», о сознательном и бессознатель­ном в поведении людей, о целях и результатах их деяний и проч.

Толстой не касается самого содержания ведущих це­лей «провидения»; он стремится лишь подчеркнуть не­зависимость выполнения этих целей от намерений лю­дей и подчиненность всех событий некоторым общим тенденциям, выходящим за пределы людских сознатель­ных побуждений. Конечные цели истории человечества, находящиеся в воле «провидения», у Толстого остаются неведомыми. В философии истории Гегеля, наоборот, это является главным, а те вопросы, которые были ведущи­ми для Толстого, занимают подчиненное место. Гегель их касается лишь постольку, поскольку ему надо ска­зать, какими средствами пользуется дух для того, чтобы реализовать свою идею.

Мысль о том, что в деятельности людей, выполняю­щих свои частные цели, одновременно осуществляются и некоторые иные, объективные, «общие» цели, эта мысль одинаково и для Толстого и для Гегеля является самой первой в трактовке всего комплекса общих для них вопросов: о свободе и необходимости, о человеке как самостоятельной единице и как орудии «провиде­ния», об объективной функции людских «страстей», о преимуществах и о пределах сознательного и бессозна­тельного начала в «великих людях» и проч.