Аллегорический смысл этой пьесы вскрывается в пе­ресказах В. Шаганова и П. Николаева. В их воспоми­наниях содержание пьесы передается по памяти; ни заглавия пьесы, ни имен ее действующих лиц они не помнят. Печатного текста пьесы, изданного в 1906 году, они, очевидно, или не принимали во внимание, или со­всем не знали. Тем более интересно совпадение переда­ваемой ими аллегории с содержанием напечатанного текста. Выписываем это место из воспоминаний В. Ша­ганова.

«Здесь некоторая дама власть, забрав в свои руки либералов, составляет с ними комплот для окончатель­ного закрепощения в своих сетях молодой девушки чи­тай: народ, уже достигшей совершеннолетия. Требова­лось ее отдать замуж, но партия должна быть подыска­на такая, чтобы порядок дел от этого не изменялся и чтобы ее воспитательница могла беспрепятственно делиться с ее мужем всем ее достоянием. Девушка сна­чала надеялась на молодого человека, которого полю­била, но он был удален бог знает куда, и ничего не было о нем известно. Она уже и сама начала терять голову н почти давала согласие на брак, предлагаемый воспи­тательницей, но в самую решительную минуту явился - таки молодой человек и увел девушку у всех из-под носу... Тут было очень интересное вводное лицо —исто­риограф— и милые сценки кокетства власти с либера­лами»

Надо представить, какую яркую остроту приобрета­ла эта пьеса в глазах зрителей, которые были посвяще­ны в ее секретный смысл.

Очень едкий смысл имеет фигура Городищева — управляющего Агнесы и ее любовника, который, как истый либерал, за углом поносит Агнесу и жалуется на тяжесть ее капризов, а в действительности является старательным пособником в ее мошенничестве, плутов­стве н хищничестве, от которых и он получает свою выгоду.

Такая пьеса у Чернышевского, очевидно, была не одна. П. Николаев в воспоминаниях передает содержа­ние другой подобной же комедии. Текст ее совсем не со­хранился. Предметом обличения опять является власть н либералы, особенно либералы...

«Это была чистая аллегория, была довольно сценич­на и полна неподдельного юмора по самой ситуации, если не по развитию. Вот ее содержание: два джентль­мена, вполне культурные, один из них литератор и поэт, другой юрист, оба чрезвычайно либеральные... идут по улице н ведут либеральные разговоры. Проходя мимо одного дома, они слышат страшные вопли, очевидно, кем-то истязуемой женщины, и, как следует порядочным культурным людям, вбегают в дом, чтобы спасти несча­стную жертву чьего-то дикого произвола. Их встречает старый слуга и со слезами на глазах сообщает им, что здесь каждый день происходит та же история, что барин калечит барыню не на живот, а на смерть, так что она, бедная, из синяков не выходит. Плача, он просит джентль­менов выдумать что-нибудь для спасения барыни, при­бавляет, что дом и все имущество принадлежит барыне, а этот тиран кутит и мутит на ее же деньги. Понятно, что культурные люди приходят в справедливое негодо­вание, поток либеральных речей льется неудержимо: время деспотизма прошло, есть законы, есть нравы, не позволяющие подобных безобразий и т. д. В это время выходит сам тиран: культурные люди подходят к нему с объяснениями, но сразу начинают мямлить и потрухивать, и когда тиран хватается за нагайку, чтобы вздуть освободителей, то они позорно валятся на пол от при­падка страха. Тиран повелевает им лечь на брюхо и ждать его велений, а сам удаляется в другую комнату, откуда раздаются новые стоны. Между тем культурные люди, лежа па брюхе, начинают понемногу приходить в другое настроение. Теперь они уже восхищаются могу­чей силой, проявляющейся в повелении мужа-деспота; они не прочь петь дифирамб этой силе, слагать ей оды. Тиран является, садится на стол — начинает куражить­ся над ними. Они от неудобного положения переменяют позы н делают легкие телодвижения, стараясь, однако, не выходить из пределов почтительности перед силой. Тиран замечает эти телодвижения и хватается было опять за нагайку, но они успокаивают его уверениями, что их телодвижения делаются единственно ради моци­она. Он умилостивлен и подносит им даже по рюмке водки, от чего культурные люди приходят немедленно в восторженное состояние и слагают в честь его оду. Ти­ран, опьяневший от водки и лести, все больше и больше кобенится. Тогда внезапно старый слуга, которому на­конец опротивела вся эта гнусность, бросается на него с кулаками и с криком: «Вон из дому моей госпожи!» Ошеломленный внезапностью нападения, трусливый муж-деспот моментально вылетает вон, а культурные люди приходят в восторг и бросаются обнимать храб­реца, рассыпаясь в уверениях в сочувствии; но тот го­нит и их в шею с горькими словами: «Эх вы, освободи­тели!».