Стендаль целиком стоит на позиции такой же рацио­налистической изоляции. В его творчестве поток внеш­ней действительности, круг ежедневных встреч, привыч­ных забот и поступков не втянут в психологическую ткань. Страсть, мысль, чувство в его персонажах живут особняком, сами по себе, и его анатомия души не вы­ходит за пределы сопоставлений и столкновений двух-трех схематически выделенных психических инстанций. Его герои, например, Жюльен или Фабриций, имеют свой круг развития, вращаются в своей среде, выска­зывают свои взгляды по разным поводам, переживают

Ряд чувств, но это в них не приведено во взаимодейст­вие. Если на одной из страниц Жюльен проливает сле­зы жалости к заключенным, находящимся за стеной квартиры Вальиода, то эта острота социальной отзывчи­вости на дальнейших страницах будет совсем забыта. Если Жюльен иногда рассуждает о революции, востор­гается заговорщиками, то это происходит лишь эпизо­дически, к случаю. Ни в каком соответствии его словес­ная революционность не находится с главной линией его жизни и поведения. Если бы это было показано как его непоследовательность, тогда противоречие было бы снято. Но такой темы в этом образе нет. Противоречие просто не замечается, оно брошено на дороге и не вхо­дит в общий синтез. Стержневые любовные пере­живания Жюльена связываются непрерывно только с его амбицией. Все его другие проявления к основной психологической теме романа никакого отношения не имеют.

То же самое и у Фабриция. Как его жизнь увязы­вается с его общим обликом и с тем кругом мыслей и чувств, которые сюжетно ведут роман, — об этом нель­зя получить никакого представления. Фабриций учится в иезуитской школе, потом вращается среди придвор­ной аристократии Пармы, готовится занять пост еписко­па, следовательно, должен был так или иначе войти в тот круг всякого коварства, хитрости и продажности, который здесь же рисуется. Но автор только констати­рует его идеальную чистоту и возвышенность настрое­ний. В круговороте каких конкретных впечатлений, чувств и мыслей происходит это идеальное очищение души, — об этом нет речи. Противоречия не сведены, в этой плоскости опять нет взаимодействия. В Фабриции вырастает крупная клерикальная персона, все поража­ются глубине его знаний, вскоре ои становится влия­тельным и убежденнейшим проповедником, обо всем этом рассказывается по разным поводам без всякой свя­зи с основной линией его поведения, которая в романе подвергается непосредственной психологической разра­ботке. В результате, при видимой многокачественности героя, рисунок остается однолинейным. Разные стороны психики не увязаны, не проникают друг в друга, не раз­виваются в единую диалектику взаимодействия и непре­рывности.