О том же сходстве Островского с Пушкиным в про­тивоположность Гоголю говорил А. Фомин. Остров­ский, по словам Фомина, «обошел тот путь, по которо­му в значительной гармонии с Мольером шел Гоголь» и пошел «по пути Шекспира и Пушкина» с их «эпически объективными отражениями жизненных тканей». В чем же состоит эта «эпическая объективность», определяю­щая сходство между Пушкиным и Островским, ни Б. Варнеке ни А. Фомин не раскрывают. В другой статье, помещенной в том же сборнике, А. Фомин, воз­вращаясь к мысли о «шекспировском» и «пушкинском» началах у Островского в его отличие от Гоголя, сбли­жающую общность их мировоззрения характеризует только цитатой из Ап. Григорьева, где тот говорит об Островском как об обладателе «коренного русского ми­росозерцания, здорового и спокойного, юмористического без болезненности, прямого без увлечений» и проч.

Исходя из тех же понятий о «спокойствии» и «эпич­ности» Островского, Н. П. Кашин совсем отрицал связь Островского с Гоголем. В более поздней статье он при­знал «влияние Гоголя на Островского» в том смысле, что Островский, как и Гоголь, стоит «на твердой почве действительности», с тем отличием, что Гоголь был «са­тириком», а Островскому было свойственно «соедине­ние высокого с комическим» и «полное, всестороннее изображение жизни»

На соотношении творчества Гоголя и Островского сравнительно недавно останавливался Н. И. Прудков. Его замечания ничего нового не вносят. Н. И. Пруцков так же, как и его предшественники, говорит о «спокой­ствии» Островского, о его «эпичности», о «пушкинском умении следовать жизни», о. «подлинно объективном творчестве», о «высоком подлинном искусстве» н проч., не разъясняя своего понимания этих общих слов и не раскрывая оснований к разному применению их к Гого­лю, с одной стороны, и к Островскому — с другой.

Таким образом, все имеющиеся попытки обозначить писательскую индивидуальность Островского, сравни­тельно с Гоголем, сводились к указанию, во-первых, большего «спокойствия» Островского, в отличие от «ги­перболизма» и «страстности» Гоголя, во-вторых, к ука­занию на наличие положительных героев у Островского, которые совсем отсутствуют в пьесах Гоголя. При этом второе часто представляется как проявление первого: в силу «спокойствия» и «объективного» беспристрастия и бесстрастия Островского в его творчестве будто бы с одинаковой безгневностью отражается и хорошее и дур­ное, и положительное и отрицательное, в полном и не­раздельном смешении, как происходит в жизни.