Такие писатели, как Ж. Сайд, Е. Сю, Сулье, В. Гюго, вводя в свое полотно элементы быта и конкретной со­циальной обстановки, откровенно объединяли бытопись с риторикой и о психических состояний своих персона­жей, одетых в социальный и бытовой костюм, говорили языком шатобриановской прозы.

Печать того же компромиссного, переходного, гиб­ридного состояния способов обрисовки психики персона­жей лежит и на творчестве таких признанных «реали­стов», как Бальзак и Диккенс.

У Бальзака и Диккенса связи между психикой и бы­том прочувствованы теснее и глубже. Однако прежние точки зрения в восприятии человека у них еще весьма ощутительны. Стремление к замкнутости персонажа в пределах одной страсти или психической причуды вело их к концентрации всего рисунка около одной лейтмотивной черты. Наружность, жилище, все мелочные про­явления персонажа концентрически собираются в одно­значную массу около кардинального психического пятна. Это выражается в законченной и логически завершенной гармонии между психическим обликом и наружностью, жилищем и даже улицей, на которой живет персонаж. Отсюда яркость и одновременно упрощенность психи­ческого состава, отсутствие психической детализации н нюансов, своеобразная реалистическая насыщенная абстрактность н схематичность. В стилистических спо­собах остаются две испытанные и взаимно обособлен­ные, противоположные категории. Там, где речь идет о «благородном» и «высоком», там риторика и патетика. На противоположном полюсе — гротеск и карикатура. Психологический рисунок Гоголя в основных чертах и формах имеет те же особенности. Его лица характери­зуются психологической и предметной собранностью около господствующей черты. Ближайшая плеяда реа­листов, преклоняясь пред гением Гоголя, в способах обрисовки лиц сознательно отходит от него Тургенев, Гончаров, Достоевский. Нужна была большая слож­ность. Этого Гоголь и сам искал и, борясь со своими привычками к «однобокости», этим он страдал в работе над продолжением «Мертвых Душ».

Вообще усилия этого времени направлены к преодо­лению прежних способов понимания и изображения че­ловеческой психики. Это сказывается и в писательской практике, и в оценках критики. Например, отзывы о «Наших, списанных с натуры русскими» направле­ны преимущественно к указанию несоответствия жан­ровых намерений и результатов их выполнения. Их упрекали прежде всего в психологической примитивно­сти «карикатура», «гротеск», писаная «доброде­тель» и проч.