Несколько позднее В. Эдельсон, сравнивая Остров­ского с Гоголем и оперируя теми же представлениями об «объективности» и «спокойствии» Островского, впа­дает в совершенно обнаженное противоречие самому се­бе. «Сатира,—пишет он,— прежде всего предполагает или строго носимый идеал, или ясный и определенный образ мыслей и убеждений. Мы очень хорошо знаем, ка­кой высокий, неосуществимый идеал породил сатириче­скую деятельность Гоголя или какой образ мыслей дал сюжет таланту Грибоедова. Но ни того, ни другого в деятельности Островского не отыщешь или, по крайней мере, не уловишь в ясных чертах». Задача Островского, по словам Эдельсона, состояла только в том, чтобы «дать тип, а не передать свой образ мыслей, не внушить что-либо, не сообщить то или другое настроение духа...». Основа мировоззрения Островского, по мнению Эдель­сона, есть «простое благодушие, гуманное отношение его к своим типам, как к живым людям...». И только.

Но, с другой стороны, Эдельсон тут же пишет, что Островский «мыслит типами», что он среди борющихся мнений о жизни «сохраняет вполне свободным свой соб­ственный взгляд», что он «не может оставаться равно­душным к тому, что изображают другие умы на пользу человечества», что, «выводя какое-нибудь лицо», Ост­ровский «не оставляет никакого сомнения в том, хоро­ший или дурной, в сущности, человек является по его воле перед вами», что «твердая постановка этих типов и яркое нравственное их освещение» составляют глав­нейшие заслуги Островского перед русским обществом. Каким образом отсутствие всякого «идеала» и даже сколько-нибудь определенного «образа мыслей» могло сочетаться с твердостью «свободного собственного взгля­да» и «ярким нравственным освещением типов» — Эдель­сон оставляет без объяснений.

Различение между Гоголем и Островским на том осно­вании, что один из них является страстным «лириком» и «субъективным» поэтом, а другой «эпически» уравно­вешенным н «спокойным» созерцателем,— со всеми про­тиворечиями, внутренней несогласованностью н непосле­довательностью,— продолжало существовать и дальше, в последующих десятилетиях Кроме кругов, так или иначе связанных со славянофильством, такое понимание повторялось некоторыми представителями либеральной критики. В отголосках с разными вариантами та же мысль высказывалась и в советское время.