О ПСИХОЛИЗМЕ В ТВОРЧЕСТВЕ СТЕНДАЛЯ И Л. ТОЛСТОГО

Казалось бы, Стендаль и Толстой близки по исход­ным задачам своего искусства. Оба стремятся к наиболь­шей близости в своих картинах к живой исторической действительности. В изображении человека они стремят­ся к воплощению не психики вообще, а психики именно вот этого определенного объекта, связанного именно с данным прошлым или современным моментом социаль­ной и бытовой обстановки. Однако благодаря особым условиям жизни и развития каждого из них направляю­щие предпосылки их наблюдений, круг их понимания и связанные с этим их способы литературного оформле­ния настолько далеки, что в типологической характери­стике литературных стилей они в отношении психоло­гического рисунка едва ли могут быть поставлены в об­щие скобки.

В самом деле, что является наиболее характерным для рисунка Толстого? Очевидно, сцепленность, нераз­рывность внешнего и внутреннего бытия, многообразная сложность взаимно пересекающихся психологических ли­ний, непрерывная актуальность заданных персонажу психических элементов, одним словом, та «диалектика души», которая образует собою непрерывный индивиду­альный поток бегущих столкновений, противоречий, всегда вызванных и усложненных теснейшими связями психики с окружающей обстановкой текущего момента.

Толстой всматривается в мелочи бытового самочувст­вия человека. Именно здесь, в ежедневном обиходном наполнении жизни, в том, что течет, повторяясь, ои ищет то постоянное, что он мог бы признать нормой жизни и что дало бы ему опору в установлении и оцен­ке неизменно должного. Толстой видит и хочет видеть человека не в его отдельных функциях, не в его значе­нии как единицы, отправляющей то или иное общест­венное поручение, а в его индивидуально-синтетическом существе, когда сквозь разные временные отправления просвечивают натуральные, естественные, коренные об­щечеловеческие интересы и склонности. Толстой созер­цает быт как сферу интимно-индивидуального бытия, где под мелочами летучих впечатлений, под пестротой вре­менной рассеянности непрерывно живет и открывается вся полнота постоянного биологического и желательного для него морального содержания жизни.

Совсем иная точка зрения у Стендаля. Стендаль подходил к действительности как воинствующий бур­жуа в ту пору, когда наступательные силы буржуазной революции были приостановлены дворянской реакцией. Приглушенная энергия восходящего класса томилась вынужденной успокоенностью и требовала новых про­сторов. Субъективно в творчестве Стендаля это сказа­лось в боевом культе энергии и в ненависти ко всякому застою и рутине. Наиболее высокое обаяние для него составляет сила индивидуального характера, способ­ность к пренебрежению опасностью, наслаждение риском и упоение радостью личных побед.