Итак, византийцу было что читать. Конечно, прихо­дится сделать существенную оговорку. Если бы мы собра­ли все упоминания о блюдах, съеденных всеми византий­цами за тысячу лет существования империи, они состави­ли бы внушительный список — от вареной крапивы до журавлиного мяса. Но это, естественно, не значит, что трапезы каждого византийца были столь многообразными: в действительности большинство подданных константино­польского василевса довольствовалось хлебом, вареными овощами и рыбой, запивая все это виноградным вином. Примерно то же приходится сказать и о книгах: сохра­нился разнообразнейший круг литературных памятников и литературных жанров, но даже самый образованный чи­татель овладевал значительно более скромными сокрови­щами. Для большинства же грамотных византийцев было доступно совсем немногое прежде всего из-за ограничен­ного числа византийских библиотек.

О высоком уровне библиотечного дела в античный пе­риод вряд ли нужно специально напоминать. Крупнейшие библиотеки древности — александрийские Мусейон и Серапейон — насчитывали, по всей видимости, 500—700 тыс. томов.

Судьба александрийской библиотеки в IV—VII вв. не­достаточно ясна. В общих чертах ее можно представить себе следующим образом. Мусейон пришел в запустение уже в III столетии, и научный центр переместился в Серапейон. В 391 г. фанатичная александрийская толпа, подстрекаемая патриархом Александрии Феофилом, раз­рушила Серапейон — языческое капище. Можно ли ду­мать, что при этом уцелела библиотека, даже если счи­тать, что она располагалась в боковых строениях храма? Если она и не сгорела (прямых известий об этом нет), то явно переживала упадок: христианский историк Орозий в начале V в. застал здесь пустые шкафы для книг. На­чатое христианским фанатизмом довершил фанатизм араб­ских завоевателей: арабское предание рассказывает, что халиф Омар, заняв Александрию в 642 г., распорядился отнести корзины с книгами в александрийские бани и пре­дать их огню; понадобилось шесть месяцев, сообщает Ибн аль-Кифти, чтобы их сжечь. Хотя предание это позднее и детали его вызывают сомнение, оно довольно стойко со­хранялось в средневековой арабской литературе.