Нередко повествователь прибегает к словесной эквили­бристике, обнаружению неожиданных смысловых значе­ний, противоречий звучания и смысла. Болгарский царь Асень заявляет, что его цель не освободить ромеев, а по­губить их: по-гречески «освободить» и «погубить» звучат одинаково — «аполиин», только «погубить» пишется через два «л».

Бессмысленно приводить длинные списки построен­ных Хониатом созвучий — они предполагают знание греческого. Иногда они традиционны и сводятся к этимологизации имени, как это присуще агиографии: Сте­фан сопоставляется с венком (по-гречески «стефанос»), Хрис — с золотом («хрисос»), Аспиет — со щитом («аспис»). Игра слов такого рода лежит на поверхности, но Хониат использует и более сложные созвучия: щебетание каких сирен (произносилось: «сиринон») привело бы к успокоению («прос иринин»)? В других случаях игра основывается не на созвучии, а на синонимике, на про­тиворечивом сходстве значений. Исаак II был ослеплен; его лишили света, говорит Хониат, те, на кого он пола­гался, как на собственные очи.

Владение словом само по себе внушает радостное чув­ство Хониату. Его словарь богат. Он щедро использует редкую лексику, забытые слова. Он придает им новый смысл. Он творит неологизмы. Описывая один какой-либо предмет, он прибегает к разнообразным синонимам: идет ли речь о горшках, которые везет лодочник и которые последовательно названы «тривлиа», «лопадес», «керамиа», «скевариа», «фортон», или о гробнице Мануила I, обозначаемой словами «мнима», «сорос», «тафос» и «лифос некродегмон» (навеяно, возможно, эсхиловским «Прометеем», строка 153). Иногда нагнетание синонимов усиливает напряжение: так, Андроник Комнин, брошен­ный в темницу, просит прислать ему веревки для бег­ства — Хониат использует четыре синонима: сплетенные из льна канаты, клубки бичевы, нити, шнурки. Речь идет не о разных предметах — одно понятие выражено разны­ми словами.

Хониат подбирает бесконечно разнообразные синони­мы для обозначения кажущихся ему существенными яв­лений византийской жизни — особенно для столь частого в ту пору ослепления: не будет преувеличением сказать, что выжигание глаз описано в «Истории» десятками раз­личных способов, тогда как Пселл, к примеру, пользует­ся однотипными словосочетаниями «тус оффалмус эккоптин» или «тон оффалмон апостерин (афэрин)».

Я сознательно оставил в стороне вопрос о значении Хониата как историка, о его достоверности, об исполь­зованных им источниках. Это большая тема, заслуживаю­щая специального рассмотрения! Здесь же шла речь о личности Хониата, отравившейся в его «Истории», отра­зившейся, несмотря на многие черты традиционного, свой­ственные и этой книге, как всей литературе средневе­ковья.